Подозреваемый в уголовном судопроизводстве

Уголовное судопроизводство, являясь тщательно детализированной процедурой, осуществляется специальными лицами – участниками, статус которых определен несколькими главами Уголовно-процессуального кодекса России (далее — УПК).

Учитывая, что определение прав и обязанностей участвующих в уголовном процессе лиц имеет кардинальное значение, необходимо уяснить, какие же субъекты бесспорно должны (или имеют право) участвовать в производстве по делу, а какие являются достаточно уязвимыми с точки зрения обоснованности их включения в нормы УПК, посвященные участникам уголовного судопроизводства. В частности, по нашему мнению, к таковому «спорному» участнику можно отнести подозреваемого.

Согласно ст. 46 УПК подозреваемым является лицо, в отношении которого возбуждено уголовное дело, задержанное по подозрению в совершении преступления, к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения либо которое уведомлено о подозрении в совершении преступления в установленном порядке.

Современный УПК, в отличие от своего «предшественника» весьма детально прописывает права и, к сожалению, менее тщательно, обязанности подозреваемого в ст. 46 и ряде иных статей. Тем не менее, возникает вопрос о необходимости наличия такой процессуальной фигуры, учитывая его кратковременное существование в уголовном процессе и юридической целесообразности детализации прав данного субъекта, в связи с тем, что ст. 47 УПК содержит в себе определение и описание прав и свобод «долгожителя» уголовного процесса – обвиняемого.

Неоднозначность подозреваемого, как процессуально значимой фигуры, имела место и при принятии Основ уголовного судопроизводства СССР и союзных республик, обсуждении проекта УПК СССР еще в 50-е гг. прошлого века.

Анализ работ последних лет позволяет сделать вывод о некритичном восприятии норм УПК, касающихся подозреваемого.

Исследования в основном посвящены характеристике прав, обязанностей и оснований появления подозреваемого в судопроизводстве, забывая о концептуальной основе – самом факте необходимости существования исследуемого участника уголовного судопроизводства. К тому же в ряде работ указанные понятия считаются почти равноценными¹.

Анализ норм международного права и международных договоров также позволяет судить о наличии неопределенности в статусе указанного лица.

Так, Европейская Конвенция о правах человека и основных свободах от 4 ноября 1950 г. содержит упоминание о подозрении только как об основании законного ареста или задержания при наличии обоснованного подозрения в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения (п. b ч. 1 ст. 5 Конвенции).

При этом задержание, согласно данной Конвенции, не всегда связано только с уголовным преследованием, оно возможно за невыполнение законного решения суда или с целью обеспечения выполнения любого обязательства, предписанного законом, для воспитательного надзора или его законное задержание, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом, с целью предотвращения распространения инфекционных заболеваний, а также душевнобольных, алкоголиков, наркоманов или бродяг, незаконного въезда в страну или в отношении лица, против которого предпринимаются меры по его высылке или выдаче (ч. 1 ст. 5 Конвенции).

Анализ Конституции России позволяет сделать вывод о том, что термин «подозреваемый» в ней отсутствует, только в ч. 2 ст. 48 говорится о праве на защиту задержанного.

Учитывая демократические преобразования в российском обществе, можно проследить устойчивую тенденцию к расширению прав и свобод лиц, вовлеченных в орбиту уголовного судопроизводства. Бесспорно, это весьма актуально в настоящее время, но не стоит забывать и о том, что подобная деятельность может привести к размыванию границ процессуального статуса участников процесса. Подобное как раз встречается при разграничении правового положения подозреваемого (ст. 46 УПК) и обвиняемого (ст. 47 УПК).

Нормы УПК 1960 г. содержали в себе серьезные отличия в возможностях указанных лиц по обеспечению своей защиты, сейчас подобное отсутствует, учитывая решение Конституционного Суда России по делу Маслова². Анализ соответствующих норм современного уголовно-процессуального закона позволяет сделать вывод о том, что правомочия подозреваемого и обвиняемого фактически идентичны, имеются лишь небольшие отличия, связанные исключительно с «продлением» существования обвиняемого в судебном разбирательстве в качестве подсудимого.

При этом п. 11 ч. 3. ст. 56 и п. 21.ч. 4 ст. 47 УПК, позволяющие подозреваемому и обвиняемому «защищаться иными средствами и способами, не запрещенными настоящим Кодексом», фактически нивелируют какие бы то ни было процессуальные различия.

Наличие подозреваемого в рамках дознания по сути своей также ничем не отличается от положения обвиняемого. Например, его уведомляют о подозрении в соответствии со ст. 223.1 УПК при получении достаточных данных, дающих основания для подозрения. Аналогичная ситуация возникает при предъявлении обвинения – постановление выноситься при наличии достаточных доказательств, дающих основания для предъявления обвинения (ч.1. ст. 171 УПК)

Наличие подозреваемого можно объяснить пожалуй, только тем, что указанная процессуальная фигура достаточно удобна для органов расследования, так как допускает возможность применения мер принуждения при наличии «неуверенности» в виновности подозреваемого лица.

«Водоразделом» подозреваемого и обвиняемого является, по-нашему мнению, и система ведомственной отчетности и сложившаяся традиция правоприменительной практики, требующие «соблюдения законности при расследовании дела», потому не допускающие его прекращения после предъявления обвинения, и снисходительно относящиеся к задержанию подозреваемого с последующим его освобождением в связи с не подтвердившимися основаниями задержания.

Разумеется, что на начало расследования невозможно обладать всей необходимой информацией о лице, действительно совершившем преступление, но при этом возникает закономерный вопрос о необходимости выделения специфической фигуры подозреваемого только для того, чтобы так именовать человека, по которому есть, как указывается в соответствующей Европейской Конвенции 1950 г., наличие обоснованного подозрения.

Существование «обоснованного подозрения» заранее предполагает наличие фактов или сведений, способных убедить объективного наблюдателя в том, что соответствующее лицо могло совершить это правонарушение. Данная формулировка изложена в решении Европейского суда по делу Фокса, Кэмпбелл и Хартли против Соединенного Королевства от 30 августа 1990 г³.

Продолжая исследование решений Европейского суда по правам человека можно заметить, что и в его решениях отсутствует четкий критерий разграничения данных процессуальных фигур.

В своих решениях Суд отмечал, что на первоначальном этапе расследования вызывающие подозрения факты еще не достигли такого уровня, который необходим для осуждения или даже для предъявления обвинения, которое происходит на следующем этапе уголовного процесса, …статья 5 Конвенции не предполагает, что следственные органы должны иметь доказательства, достаточные для предъявления обвинения либо в момент ареста, либо в период содержания под стражей⁴.

Как видим, принципиально диссонирующее различие между понятием «обоснованное подозрение» и «обвинение» в европейском праве сложно заметить, все происходит на уровне субъективного представления судьи об «уровне» и «достаточности».

Этимологическое различие между понятиями «подозрение, «подозреваемый» и «обвинение», «обвиняемый» также весьма скупое. «Подозрение — предположение, основанное на сомнении в правильности, законности чьих-нибудь поступков, в справедливости чьих-нибудь слов, в честности чьих-нибудь намерений»⁵. «Обвинение — признание виновным в чем-нибудь, приписывание кому-нибудь какой-нибудь вины, осуждение в чем-нибудь»⁶. Даже тщательный лингвистический анализ указанных определений не позволит нам провести между ними явную границу, а это очень важно для четкости действий правоприменителя.

По сути своей, разграничение указанных субъектов осуществляется исключительно на основе принятия процессуальных решений (составления процессуальных документов), базой которых является сугубо оценочный признак — достаточность имеющейся информации (данных или доказательств).

Учитывая паритетность правомочий данных участников уголовного судопроизводства, предлагается исключить подозреваемого из числа участников уголовного судопроизводства, распространив понятие «обвиняемый» на содержание ст. 91, 225 и иных статей уголовно-процессуального закона, с ними логически связанных, изложив дефиницию «обвиняемый» в следующей редакции:

Обвиняемым является лицо:

1) либо в отношении которого возбуждено уголовное дело по основаниям и в порядке, которые установлены главой 20 настоящего Кодекса;

2) либо которое задержано в соответствии со статьями 91 и 92 настоящего Кодекса;

3) либо к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения в соответствии со статьей 100 настоящего Кодекса;

4) либо которое уведомлено об обвинении в совершении преступления в порядке, установленном статьей 223.1 настоящего Кодекса.

5) либо в отношении которого вынесено постановление о привлечении в качестве обвиняемого.

1. См. подробнее: Кольчугин А.Г., Карцева А.И. К вопросу о рассмотрении судом ходатайства об избрании в отношении подозреваемого или обвиняемого меры пресечения в виде заключения под стражу // Российский следователь. 2008. № 22; Орлов Р. Процессуальные сроки содержания подозреваемых (обвиняемых) под стражей и порядок их продления // Законность. 2008. № 10; Парфенова М.В. Обеспечение права подозреваемого (обвиняемого) на защиту на досудебных стадиях уголовного процесса // Уголовное судопроизводство. 2008. № 3 и др.

2. См.: Постановление Конституционного Суда России от 27 июня 2000 г. № 11-П по делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.И. Маслова // Российская газета. 2000. 4 июля.

3. См.: Сальвиа М. Прецеденты Европейского суда по правам человека. Руководящие принципы судебной практики, относящейся к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Судебная практика с 1960 по 2002 г. СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2004. С. 208.

4. См.: Судебное решение от 28 октября 1994 г. «Мюррей (Murray) против Соединенного Королевства» // ЕСПЧ. Избранные решения // СПС «КонсультантПлюс»

5. Ожегов С.И. Словарь русского языка: Ок. 60 000 слов и фразеологических выражений / С.И. Ожегов; Под общ.ред. проф. Л.И. Скворцова. 25-е изд., испр. и. доп. М.: ООО «Издательство Оникс: ООО «Издательство «Мир и Образование», 2008. С. 529.

6. Там же. С. 411.